Воскресенье, 24.11.2024, 02:47 | Приветствую Вас Гость | RSS
Главная | Регистрация | Вход
Журнал:ФиС
Физкультура и спорт
| Главная » Статьи » "ФиС" за 2005 год » 8 номер |
Фаза полета
Об оздоровительном значении бега уже написано так много — и специалистами, и любителями, которых бег вернул к полноценной, счастливой жизни, что мне нет смысла повторяться. На мой взгляд, бег — наиболее доступное, универсальное, демократичное и эффективное средство самооздоровления. Надо только точно подобрать самому себе или с помощью специалиста оптимальный по интенсивности, длительности и повторяемости режим тренировок — и успех наверняка будет, возможно, не сразу. Самое главное — не спешить и очень внимательно следить за своим самочувствием, особенно во время и после тренировки. Полезно вести дневник, куда записывать все, что связано с тренировкой, самочувствием и т. д. Впрочем, об этом тоже написано в многочисленных книгах и журнальных статьях. Я же могу добавить еще один совет: если вам кажется, что с вашими ногами и осанкой не совсем все в порядке (пусть это пока только косметический дефект), нужно обязательно перед началом занятий бегом получить консультацию у ортопеда. Не исключено, что, если есть проблемы с позвоночником или предрасположенность к плоскостопию, бегать придется с ортопедическими стельками и очень тщательно выбирать кроссовки. Но лучше это, чем боли в ногах, спине, деформированные пальцы ног, стопы и т. д. Сделанное в качестве вступления предостережение нисколько не перечеркивает моего восторженного отношения к бегу, подарившему мне, помимо прекрасного самочувствия, множество самых светлых и радостных переживаний. Я думаю, польза бега гораздо больше, чем укрепление сердца и сосудов, поднятие тонуса, иммунитета и т. д., хотя и это очень важно. Прекрасно об этом написал Юрий Андреев: "Бег во всем радужном разнообразии его проявлений — максимально обобщенная форма адаптации к внешним воздействиям, которая позволяет тренировать одновременно практически почти все органы, системы и функции, которыми мы располагаем. Он включает в себя целую палитру адаптивных возможностей внутреннего психоэмоционального мира человека к миру окружающему. Для любого из нас это может стать и его духовным приближением к прекрасной Природе и Богу, но может послужить также источником самопознания — с целью приближения к заданному идеалу, даже — к смыслу жизни… Систематический продолжительный бег вырабатывает в организме гормон эйфорин, способствующий доброму, радостному настроению, т. е. положительно трансформирующий психологию человека”. Я попыталась было подсократить эту громоздкую цитату, но не сумела, полностью соглашаясь с каждым ее словом. Среди сугубо научных выражений в ней выделяются своей сдержанной эмоциональностью сочетания "радужное разнообразие бега” и "прекрасная Природа”. Вот о том, каково значение этих слов именно для меня, напишу подробнее. Обычно я бегала по утрам, до работы, благо между домом и работой было недалеко. Постоянного маршрута у меня не было — в зависимости от наличия времени бегала по лесным тропинкам, образующим либо большой круг (20—25 минут бега), либо малый (12—17 минут). В шутку я называла их большим и малым кругами кровообращения — в первую очередь за тот благотворный эффект, который оказывал бег на мои сердце и сосуды. Пристально за своим самочувствием до, во время и после бега я не следила, только изредка замеряла пульс сразу после завершения бега, потом через 10 и 20 минут. Хорошее самочувствие и прекрасное настроение лучше всех показателей свидетельствовали, что такой стихийно сложившийся режим тренировок адекватен моим возможностям. Поэтому сознание мое, избавленное от необходимости следить за самочувствием, устремлялось вовне — на созерцание окрестностей, обдумывание прочитанного, предстоящей работы… Или отправлялось в совершенно свободный полет во времени и пространстве… Хорошо думается на бегу! Ноги и руки ритмично движутся, дыхание свободное, мысли и чувства текут, как и кровь по сосудам, свободным потоком, сливаясь с окружающим миром. Перед глазами — привычный пейзаж, где все знакомо — каждый поворот тропинки, каждое дерево, каждый куст… Часто на дороге через заросли орешника мне попадалась белка, ничуть не боясь меня, словно принимая за свою. За поворотом, на большой сосне, барабанил дятел, а на другой сосне, еще через несколько минут бега, можно было разглядеть большое воронье гнездо. Хозяев этого гнезда или их родичей я иногда встречала на своей беговой тропе ранней весной — они купались в лужах, ныряя в них по нескольку раз, а потом с головой зарывались в снег и с явным удовольствием барахтались в нем. Прекрасно понимала их, помня, что через несколько минут и я с таким же удовольствием, завершив бег, вылью на себя ведро воды, припрятанное в кустах возле дома… Я ощущала себя такой же частью окружающего мира, как и вороны, дятлы, белки, зайцы, чьи следы мне изредка попадались на заснеженных тропинках, как сосны, березы, рябины, как лесной ручей, негромко журчащий на дне пологой балки посреди леса. Весной радостно замечала набухание почек на ветвях деревьев и кустарников, первые цветы мать-и-мачехи на лесной опушке, оживший после долгой зимы муравейник. Слушала гудение шмелей над цветущими примулами и медуницами, щебетание синиц и поползней, снующих по ветвям и стволам деревьев, похожую на игру двух флейт перекличку пары иволг, мелькающих желто-черными пятнами в густых кустах, грустное кукование немногочисленных кукушек. Вдыхала в себя воздух, напоенный свежим, чуть кисловатым запахом еще молодой листвы и травы… Разнообразный лесной народец, невзирая на близость многомиллионного города, жил своей сложной, расписанной на тысячелетия вперед, напряженной жизнью, не очень доступной постороннему глазу. "Лето — это маленькая жизнь!” —утверждает Олег Митяев в одной из своих песен. Я, немного изменив эту строчку, часто думала про себя: "Бег —это маленькая жизнь, причем круглый год”. Каждое кольцо моего практически ежедневного бега — это очередной виток сознания, оборот вокруг оси моего собственного мира, создаваемого сначала стихийно, но потом все более и более осознанно. Мне становилось все понятнее, что только от меня зависит, чем он будет заполнен — свежим лесным воздухом или смрадом свалок. Бег, проясняющий сознание и обостряющий чувства, позволял производить отбор. Удовольствия от каждой пробежки хватало до конца дня, а иногда и дольше. Вот и подумалось как-то: а ведь фаза полета — это не только короткий промежуток времени, когда обе ноги бегущего находятся в воздухе, а гораздо более емкое понятие, означающее то изумительное состояние мыслей и чувств, которое дает бег. И те 12—25 минут бега, и его последействие —бодрость, хорошее настроение — это ведь тоже фаза полета. Значит, чем большую часть моей жизни она занимает, тем лучше. И еще постепенно стало понятно, что достичь такого состояния можно не только с помощью бега (хотя, мне кажется, это проще и приятнее всего), но иными способами, которые могут быть у каждого свои. Ну, например, забота о близких людях, любимая работа, возвышающие душу книги, произведения искусства, собственное творчество, выращивание цветов… Да много еще чего! Кстати, о книгах. Во время бега очень часто мне вспоминались стихотворные строчки, казалось бы, давно прочитанные и забытые. Видимо, ритмика бега, совпадая с ритмикой многих стихотворений, способствует тому, что они невольно всплывают из глубин памяти на поверхность. И на бегу открывается новое значение давно знакомых слов, их сокровенный смысл заполняет сознание, постепенно сливаясь с ним. "Я так же беден, как природа, и так же прост, как небеса. И призрачна моя свобода, как птиц полночных голоса”. Во время одинокого бега по лесу особенно ясно, что эти бедность и простота — самой высокой пробы и что оказаться в такой компании — с природой, небесами и Мандельштамом — в высшей степени почетно. А вот что касается свободы… Предчувствия собственной несвободы и трагического конца не обманули поэта. А можно ли быть свободным вообще? Всем и каждому? Наверное, нет. Но во время бега наедине с лесом и небом ощущение свободы от многих мнимых, навязанных извне ценностей входит в душу и остается, когда бег уже окончен. Фаза полета продолжается. И другие строчки часто всплывали в памяти: "Любить иных —тяжелый крест, а ты прекрасна без извилин, и прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен”. Кому адресованы эти строки Пастернака? Любимой женщине? Образу, созданному в воображении, но так и не встреченному в реальной жизни? Или нежной зеленоватой дымке, постепенно окутывающей еще прозрачные кроны деревьев в апрельском лесу? Или усыпанному крупными белыми соцветиями кусту калины, похожему на тот, чей тонкий, почти неуловимый аромат встречал меня за поворотом направо, между орешником и березовой рощицей? "Весною слышен шорох снов и шелест новостей и истин. Ты — из семьи таких основ. Твой смысл, как воздух, бескорыстен”. О чем это? Когда легкие раз за разом наполняются свежим воздухом утреннего леса, все понятно без слов, каждой клеточкой тела. И столь же понятна правота последних строчек этого прозрачного, невесомого, как вдох и выдох, стихотворения: "Легко проснуться и прозреть, словесный сор из сердца вытрясть и жить, не засоряясь, впредь. Все это — небольшая хитрость”. Должна сказать, что у меня и без бега были веские основания чувствовать себя в лесу как дома, ведь он действительно долгие годы был продолжением нашего дома. Дело в том, что около 40 лет наша семья жила сначала в одном, потом другом ведомственных домах, расположенных в лесу, на территории Серебряноборского лесничества, в котором почти все это время работала моя мама. И этот небольшой, около 2 тысяч гектаров, лесной уголок — часть лесного массива на границе западной окраины Москвы и Московской области — был, как ее дети, я и мой брат, постоянным объектом маминых забот. Вот и во время бега я то и дело встречала плоды деятельности моей мамы. Тут, на заброшенной пашне, под ее руководством лет 40 назад сажали сосну. А здесь, после вырубки старых и больных деревьев осины, посадили лиственницу. А вот в этом густом соснячке она проверяла, взяв меня с собой, как вырубали деревья, пораженные корневой губкой — опасной болезнью хвойных, чтобы предотвратить заражение остальных. А вот здесь, через 6—8 минут бега, — прогалина, где когда-то лесники, руководимые мамой, убирали ветролом — погибшие и обломанные деревца. Еще дальше будет место, где когда-то я помогала маме подсчитывать число всходов сосны на пепелище от большого костра. А вот здесь, на самой середине большого, 25-минутного круга, у меня особенно волнующая встреча — с лиственничной рощей, которую я посадила сама, собственными руками, в мае 1972 года! Тогда это были трехлетние саженцы высотой около метра, а теперь — уже высокие деревья с нежной, особенно в мае, шелковистой хвоей и ярко-малиновыми шишечками, постепенно буреющими по мере созревания в них семян. По лесным меркам 30 с небольшим лет — это очень мало, самое начало подросткового возраста в пересчете на человеческий век. И я очень надеюсь, что эти лиственницы переживут меня на много-много лет. Сейчас же я, глядя на них из окна своей новой квартиры, с 11-го этажа, мысленно здороваюсь с ними: "Привет, ребята! Как вам живется?” И радуюсь, подходя к ним поближе, что их стволы на высоте человеческого роста уже несколько лет без сучьев — теперь-то их не будут, как раньше, обламывать на букеты, в костры и просто так, из баловства… Постоянно прокручивавшиеся в голове многочисленные воспоминания — и на бегу, и в обычной жизни — довольно долго были разрозненными, без некоего объединяющего стержня. Я чувствовала, что чего-то не хватает, какой-то одной обобщающей формулы. И она нашлась — совсем недавно и совершенно неожиданно. Примерно 5—6 лет назад я, включив радио, случайно попала на литературную передачу, в которой поэт Валентин Берестов делился воспоминаниями о Самуиле Яковлевиче Маршаке, своем учителе и старшем друге. Как-то Маршак во время их очередной беседы сказал, что писатель, чтобы гармонично воспринимать мир, должен иметь научно-поэтическое мышление. Впрочем, добавил он, его было бы полезно иметь каждому человеку. И еще одну замечательную фразу Маршака прочел тогда Берестов — две строчки из одного его стихотворения: "Пусть будет добрым ум у вас, а сердце умным будет!” Добрый ум и умная доброта — вот сущность, основа научно-поэтического мышления, сформулированная Маршаком в виде напутствия начинающим литераторам. Как просто и как мудро! По-моему, если они не тянут на национальную идею, которую давно и безуспешно пытаются сформулировать наши лучшие умы, то вполне годятся для того, чтобы стать девизом, духовным ориентиром для любого человека, стремящегося сделать лучше свою жизнь и наполнить ее высоким содержанием. И вот тогда-то мне стало понятно, что научно-поэтическое мышление — это как раз то, что мне посчастливилось получить в дар буквально при рождении. Я и так давно поняла, что мне сказочно повезло с родителями, подарившими мне не только саму жизнь, но и достойный образец ее в лице самих себя. А из этого везения, первого и самого главного, произошли и все прочие: жизнь в лесу, любовь к чтению и учению вообще, привычка к постоянному и разнообразному труду… И вот это — возможность фазы полета, счастье одинокого бега навстречу солнцу по лесной просеке под щебет птиц и шорох ветра в кронах берез и сосен. А уж как сделать эту фазу полета длиннее — зависит теперь только от меня. Ирина УТКИНА | |
|
Оцените материал
Рейтинг: 0.0/0
Категория: 8 номер | Добавил: admin (18.01.2010) Автор: Ирина УТКИНА | |
| Просмотров: 848 |
| Всего комментариев: 0 | |